Неточные совпадения
Старичок-священник, в камилавке,
с блестящими
серебром седыми прядями волос, разобранными на две стороны за ушами, выпростав маленькие старческие руки из-под тяжелой серебряной
с золотым крестом на спине ризы, перебирал что-то у аналоя.
Почти в одно и то же время вошли: хозяйка
с освеженною прической и освеженным лицом из одной двери и гости из другой в большую гостиную
с темными стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями в свеч белизною скатерти,
серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
— Врешь, врешь. Дай ей полтину, […Двугривенник
серебром больше пятидесяти копеек ассигнациями, которые предлагал дать Ноздрев.] предовольно
с нее.
Тут же стоял прислоненный боком к стене шкаф
с старинным
серебром, графинчиками и китайским фарфором.
И польстился корыстью Бородатый: нагнулся, чтобы снять
с него дорогие доспехи, вынул уже турецкий нож в оправе из самоцветных каменьев, отвязал от пояса черенок
с червонцами, снял
с груди сумку
с тонким бельем, дорогим
серебром и девическою кудрею, сохранно сберегавшеюся на память.
Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный
серебром блях, трость и сумка
с новеньким никелевым замочком — выказывали горожанина.
В суровом молчании, как жрецы, двигались повара; их белые колпаки на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек
с водой мыли посуду, звеня фарфором и
серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов.
— Когда?.. — приостановился Раскольников, припоминая, — да дня за три до ее смерти я был у ней, кажется. Впрочем, я ведь не выкупить теперь вещи иду, — подхватил он
с какою-то торопливою и особенною заботой о вещах, — ведь у меня опять всего только рубль
серебром… из-за этого вчерашнего проклятого бреду!
«Чем, чем, — думал он, — моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна
с другой на свете,
с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так… странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок
серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!
Вожеватов. Если бы Лариса Дмитриевна поехала, я бы
с радости всех гребцов по рублю
серебром оделил.
Я прервал его речь вопросом: сколько у меня всего-на-все денег? «Будет
с тебя, — отвечал он
с довольным видом. — Мошенники как там ни шарили, а я все-таки успел утаить». И
с этим словом он вынул из кармана длинный вязаный кошелек, полный
серебра. «Ну, Савельич, — сказал я ему, — отдай же мне теперь половину; а остальное возьми себе. Я еду в Белогорскую крепость».
Он сел за зеленый стол
с умеренным изъявлением удовольствия и кончил тем, что обыграл Базарова на два рубля пятьдесят копеек ассигнациями: в доме Арины Власьевны и понятия не имели о счете на
серебро…
В окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое
серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался
с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
Открыл форточку в окне и, шагая по комнате,
с папиросой в зубах, заметил на подзеркальнике золотые часы Варвары, взял их, взвесил на ладони. Эти часы подарил ей он. Когда будут прибирать комнату, их могут украсть. Он положил часы в карман своих брюк. Затем, взглянув на отраженное в зеркале озабоченное лицо свое, открыл сумку. В ней оказалась пудреница, перчатки, записная книжка, флакон английской соли, карандаш от мигрени, золотой браслет, семьдесят три рубля бумажками, целая горсть
серебра.
— Нужна ясность, Клим! — тотчас ответила она и, достав
с полочки перламутровую раковину в
серебре, поставила ее на стол: — Вот пепельница.
Комната, оклеенная темно-красными
с золотом обоями, казалась торжественной, но пустой, стены — голые, только в переднем углу поблескивал
серебром ризы маленький образок да из простенков между окнами неприятно торчали трехпалые лапы бронзовых консолей.
— Это — ее! — сказала Дуняша. — Очень богатая, — шепнула она, отворяя тяжелую дверь в магазин, тесно набитый церковной утварью. Ослепительно сверкало
серебро подсвечников, сияли золоченые дарохранильницы за стеклами шкафа,
с потолка свешивались кадила; в белом и желтом блеске стояла большая женщина, туго затянутая в черный шелк.
Он сел, открыл на коленях у себя небольшой ручной чемодан, очень изящный,
с уголками оксидированного
серебра. В нем — несессер, в сумке верхней его крышки — дорогой портфель, в портфеле какие-то бумаги, а в одном из его отделений девять сторублевок, он сунул сторублевки во внутренний карман пиджака, а на их место положил 73 рубля. Все это он делал машинально, не оценивая: нужно или не нужно делать так? Делал и думал...
— При входе в царский павильон государя встретили гридни, знаете — эдакие русские лепообразные отроки в белых кафтанах
с серебром, в белых, высоких шапках,
с секирами в руках; говорят, — это древний литератор Дмитрий Григорович придумал их.
Смотреть на него было так же приятно, как слушать его благожелательную речь, обильную мягкими словами, тускловатый блеск которых имел что-то общее
с блеском старого
серебра в шкафе.
Захар, произведенный в мажордомы,
с совершенно седыми бакенбардами, накрывает стол,
с приятным звоном расставляет хрусталь и раскладывает
серебро, поминутно роняя на пол то стакан, то вилку; садятся за обильный ужин; тут сидит и товарищ его детства, неизменный друг его, Штольц, и другие, все знакомые лица; потом отходят ко сну…
— Да вот случай: спроси любого, за рубль
серебром он тебе продаст всю свою историю, а ты запиши и перепродай
с барышом. Вот старик, тип нищего, кажется, самый нормальный. Эй, старик! Поди сюда!
Хозяйка поговорила
с братцем, и на другой день из кухни Обломова все было перетаскано на кухню Пшеницыной;
серебро его и посуда поступили в ее буфет, а Акулина была разжалована из кухарок в птичницы и в огородницы.
— Не жалуйся, кум, не греши: капитал есть, и хороший… — говорил опьяневший Тарантьев
с красными, как в крови, глазами. — Тридцать пять тысяч
серебром — не шутка!
— Я не видал! — сказал Захар, переминаясь
с ноги на ногу. —
Серебро было, вон оно и есть, а медных не было!
Пришел срок присылки денег из деревни: Обломов отдал ей все. Она выкупила жемчуг и заплатила проценты за фермуар,
серебро и мех, и опять готовила ему спаржу, рябчики, и только для виду пила
с ним кофе. Жемчуг опять поступил на свое место.
«Заложили
серебро? И у них денег нет!» — подумал Обломов,
с ужасом поводя глазами по стенам и останавливая их на носу Анисьи, потому что на другом остановить их было не на чем. Она как будто и говорила все это не ртом, а носом.
Если оказывалась книга в богатом переплете лежащею на диване, на стуле, — Надежда Васильевна ставила ее на полку; если западал слишком вольный луч солнца и играл на хрустале, на зеркале, на
серебре, — Анна Васильевна находила, что глазам больно, молча указывала человеку пальцем на портьеру, и тяжелая, негнущаяся шелковая завеса мерно падала
с петли и закрывала свет.
— Что же
с домом делать? Куда
серебро, белье, брильянты, посуду девать? — спросила она, помолчав. — Мужикам, что ли, отдать?
— Пойдемте, только я близко не пойду, боюсь. У меня голова кружится. И не охотница я до этого места! Я недолго
с вами пробуду! Бабушка велела об обеде позаботиться. Ведь я хозяйка здесь! У меня ключи от
серебра, от кладовой. Я вам велю достать вишневого варенья: это ваше любимое, Василиса сказывала.
В доме тянулась бесконечная анфилада обитых штофом комнат; темные тяжелые резные шкафы,
с старым фарфором и
серебром, как саркофаги, стояли по стенам
с тяжелыми же диванами и стульями рококо, богатыми, но жесткими, без комфорта. Швейцар походил на Нептуна; лакеи пожилые и молчаливые, женщины в темных платьях и чепцах. Экипаж высокий,
с шелковой бахромой, лошади старые, породистые,
с длинными шеями и спинами,
с побелевшими от старости губами, при езде крупно кивающие головой.
— Мне
с того имения присылают деньги: тысячи две
серебром — и довольно. Да я работать стану, — добавил он, — рисовать, писать… Вот собираюсь за границу пожить: для этого то имение заложу или продам…
Он остолбенел на минуту. Потом вдруг схватил свой бич за рукоятку обеими руками и
с треском изломал его в одну минуту о колено в мелкие куски,
с яростью бросив на землю щепки дерева и куски
серебра.
Вот этот вельможа и слушает: говорят, пятнадцать тысяч будет стоить, не меньше, и серебром-с (потому что ассигнации это при покойном государе только обратили на
серебро).
Возвращение на фрегат было самое приятное время в прогулке: было совершенно прохладно; ночь тиха; кругом, на чистом горизонте, резко отделялись черные силуэты пиков и лесов и ярко блистала зарница — вечное украшение небес в здешних местах. Прямо на голову текли лучи звезд, как серебряные нити. Но вода была лучше всего: весла
с каждым ударом черпали чистейшее
серебро, которое каскадом сыпалось и разбегалось искрами далеко вокруг шлюпки.
Под кораблем разверзается пучина пламени,
с шумом вырываются потоки золота,
серебра и раскаленных углей.
У выхода из Фальсбея мы простились
с Корсаковым надолго и пересели на шлюпку. Фосфорный блеск был так силен в воде, что весла черпали как будто растопленное
серебро, в воздухе разливался запах морской влажности. Небо сквозь редкие облака слабо теплилось звездами, затмеваемыми лунным блеском.
Подняли крышку и увидели в нем еще шестой и последний ящик из белого лакированного дерева, тонкой отделки,
с окованными
серебром углами.
С какой холодной важностью и строгостью в лице,
с каким достоинством говорил губернатор, глядя полусурово, но
с любопытством на нас, на новые для него лица, манеры, прически, на шитые золотом и
серебром мундиры, на наше открытое и свободное между собой обращение! Мы скрадывали невольные улыбки, глядя, как он старался поддержать свое истинно японское достоинство.
У англичан везде виден комфорт или претензия на него, у голландцев — патриархальность, проявляющаяся в старинной, почерневшей от времени, но чисто содержимой мебели, особенно в деревянных пузатеньких бюро и шкапах
с дедовским фарфором,
серебром и т. п.
— Когда же Евфимии Бочковой был предъявлен ее счет в банке на 1800 рублей
серебром, — продолжал читать секретарь, — и спрошено: откуда у нее взялись такие деньги, она показала, что они нажиты ею в продолжение двенадцати лет вместе
с Симоном Картинкиным, за которого она собиралась выйти замуж.
«В виду всего вышеизложенного крестьянин села Борков Симон Петров Картинкин 33-х лет, мещанка Евфимия Иванова Бочкова 43-х лет и мещанка Екатерина Михайлова Маслова 27-ми лет обвиняются в том, что они 17-го января 188* года, предварительно согласившись между собой, похитили деньги и перстень купца Смелькова на сумму 2500 рублей
серебром и
с умыслом лишить его жизни напоили его, Смелькова, ядом, отчего и последовала его, Смелькова, смерть.
Сервировка была в строгом соответствии
с господствовавшим стилем: каймы на тарелках, черенки ножей и вилок из дутого
серебра, суповая чашка в форме старинной ендовы — все было подогнано под русский вкус.
Старинная фаянсовая посуда
с синими птицами и синими деревьями оставалась та же, как и раньше; те же ложки и вилки из массивного
серебра с вензелями на ручках.
— И верю, что веришь и искренно говоришь. Искренно смотришь и искренно говоришь. А Иван нет. Иван высокомерен… А все-таки я бы
с твоим монастырьком покончил. Взять бы всю эту мистику да разом по всей русской земле и упразднить, чтоб окончательно всех дураков обрезонить. А серебра-то, золота сколько бы на монетный двор поступило!
Примется Чертопханов расписывать своего Малек-Аделя — откуда речи берутся! А уж как он его холил и лелеял! Шерсть на нем отливала
серебром — да не старым, а новым, что
с темным глянцем; повести по ней ладонью — тот же бархат! Седло, чепрачок, уздечка — вся как есть сбруя до того была ладно пригнана, в порядке, вычищена — бери карандаш и рисуй! Чертопханов — чего больше? — сам собственноручно и челку заплетал своему любимцу, и гриву и хвост мыл пивом, и даже копыта не раз мазью смазывал…
— Прекрасная барыня, — отвечал мальчишка, — ехала она в карете в шесть лошадей,
с тремя маленькими барчатами и
с кормилицей, и
с черной моською; и как ей сказали, что старый смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: «Сидите смирно, а я схожу на кладбище». А я было вызвался довести ее. А барыня сказала: «Я сама дорогу знаю». И дала мне пятак
серебром — такая добрая барыня!..
Но так как деньги мои, а ты не счел нужным сообразоваться
с моей волей, то и объявляю тебе, что я к твоему прежнему окладу, тысяче рублей
серебром в год, не прибавлю ни копейки».
—
С небольшим сто тысяч roubles argent. [рублей
серебром (фр.).]
В Петербурге, погибая от бедности, он сделал последний опыт защитить свою честь. Он вовсе не удался. Витберг просил об этом князя А. Н. Голицына, но князь не считал возможным поднимать снова дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику
с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался
с Жуковским похлопотать и сулил рублей тысячу
серебром. Витберг отказался.